Инвалидность в хорроре

Хоррор-жанр с самого возникновения эксплуатировал тему инвалидности и образ инвалида сквозь призму Другого, Непонятного — следовательно, вызывающего страх. Самый первый текст в научно-фантастическом жанре — роман Мэри Шелли «Франкештейн, или Современный Прометей» (1818) — в качестве антагониста представляет физического урода — чудище, обреченного на вечное одиночество и скитание. Подобный исторический остракизм всего, что имеет физиологические или ментальные акцентуации, описан в труде Мишеля Фуко «История безумия в классическую эпоху» (1961). Нормотипичный человек еще с конца Средних веков склонен к устранению и подавлению видимости и голоса людей с инвалидностью как «неудобных» и не вписывающихся в рамки — поэтому в ранних хоррорах один только вид человека с физиологическими отклонениями вызывал шокирующую реакцию публики. В данной парадигме инвалид — это, в первую очередь, объект: исследования, любопытства, страха, жалости, но почти никогда не субъект, способный говорить сам за себя.

Вышеописанное восприятие инвалидности как метафоры страха перед Другим, перед инаковостью, является первым и самым ранним способом ее репрезентации в хоррор-фильмах. Другой нарратив, который стал популярен одновременно с первым, завязан на инвалидности как Факторе мести: «увечный» желает отомстить окружающему миру за свое уродство, заставить других испытать на себе ту же душевную или физическую боль, — подобная репрезентация инвалида как монстра и Злодея, перекладывающего бремя страдания на других, берет начало из евгенестических соображений, согласно которым инвалид не может смириться и довольствоваться своим низменным положением, а также, что аморальная и злостная сущность также манифестируется в нелицеприятном внешнем виде человека. Дискурс принимает able-bodied gaze и данный нарратив находит себе место не только в хоррор-культуре («Питер Пэн», «Игра Престолов», франшиза о Джеймсе Бонде и др.)